автор: Александр Вергелис
Петербургская галерея «Сети» продолжает отмечать большие даты больших поэтов. На этот раз в ее стенах был проведен вечер, посвященный 130-летию со дня рождения Георгия Иванова. И – как в случае с отмеченным в ноябре прошлого года полуторавековым юбилеем Михаила Кузмина, организаторы мероприятия весьма вольно обошлись со временем, поздравив тень поэта, родившегося в октябре, на девять месяцев раньше даты его рождения. Едва ли в этом заключался какой-то тайный посыл – творчество Иванова принадлежит вечности, и не так уж важно, какое число явлено на календаре.
С лекцией о малоизвестных и спорных эпизодах биографии поэта выступил Андрей Арьев, редактор журнала «Звезда» (кстати, отметившего на днях свое столетие). Начал он с истории семьи Иванова, среди предков которого, по легенде, были крестоносцы. Особое место было уделено рассказу о первой жене стихотворца француженке Габриэль Тернизьен и их дочери Елене, о которой ранее биографам Иванова было практически ничего не известно. Несмотря на то, что с отцом Элен Иванофф никогда не общалась, она носила его фамилию и не скрывала своего происхождения. Как и отец, которого она считала «политическим поэтом, изгнанным из России», Елена была человеком по-своему незаурядным – увлечённо занималась педагогической деятельностью, имела восемь детей и оставила этот мир в девяносто четыре года. Её нигде ранее не публиковавшуюся фотографию, а также множество других редких снимков, связанных с жизнью Георгия Иванова, включая фото рукописей и даже изображения гостиниц, в которых поэт и его вторая жена Ирина Одоевцева жили, продемонстрировал собравшимся Андрей Арьев. Публика могла увидеть также прижизненные издания стихотворений Иванова, в том числе экземпляр книги «Розы», скромные размеры и аскетичное оформление которой совершенно не соответствуют тому значению, которое она приобрела вскоре после выхода в свет. «Розы» стали своего рода бестселлером в русском Париже, важной вехой в формировании того явления, которое получило название «парижской ноты». И – поставили Иванова в первый ряд русской литературной эмиграции.
Будучи одним из крупнейших исследователей жизни и творчества поэта, Андрей Арьев уделил особое внимание вопросу о соотношении поэтического творчества и биографии, отметив, что в случае юбиляра жизнеописание имеет особую важность. С этим тезисом трудно спорить – кто знает, получился ли бы из Иванова большой русский поэт, если бы не революция и последовавшая за ней эмиграция со всеми её мытарствами и потрясениями. О том, что в случае с Ивановым биография поэта особенно важна при изучении его творческого наследия, говорили и другие выступавшие – современные петербургские лирики, большинство которых в той или иной степени наследует ивановской поэтике.
Заведующий отделом поэзии и публицистики журнала «Звезда» стихотворец и библиофил Алексей Пурин с ностальгией вспомнил времена своей юности, когда ранние книги Георгия Иванова можно было купить в букинистических магазинах, и даже назвал расценки, по которым продавались, например, ивановские «Сады» или раскритикованный и критикуемый поныне патриотический «Памятник славы». Углубившись еще на полстолетия, Алексей Пурин прочел стихотворение Иванова о поэте Леониде Канегиссере, застрелившем председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого. Стихи юбиляра и свои собственные, посвященные ему, прочли также поэты Владимир Бауэр, Роман Ненашев, Данила Крылов и Иван Коновалов. Каждый говорил о своих личных взаимоотношениях со стихами Иванова, причем Иван Коновалов честно и бескомпромиссно признался в отсутствии любви к ивановской лирике.
О «безнадежности» Георгия Иванова не преминул сказать Алексей Машевский, отметивший, что поэт был таковым во всех отношениях: не имел работы и постоянного пристанища, жил без паспорта, не видел своего ребенка и – «писал банальностями». Рассуждая о творческом методе поэта, Алексей Машевский отметил «апофатический» характер его лирического высказывания:
Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.
Отрицание как форма утверждения – этот вольный или невольный приём характерен для поэзии Иванова, в конечном итоге «отрицающей себя самоё». Искусство ничего не гарантирует, ни от чего не спасает. В результате – абсолютная свобода, вырастающая из абсолютного отчаяния. И – оправдание этого мира, этой жизни как таковой.
Особую атмосферу вечеру придавали развешанные на стенах «Сетей» картины Анны Иконниковой и Александра Некрасова (чья совместная выставка «Варварская живопись», к слову, продлена до 10 февраля). И как будто по-новому зазвучали отстраненные, меланхоличные изображения старинных русских храмов тогда, когда один из участников вечера прочитал знаменитое стихотворение Георгия Иванова из его последней книги «Посмертный дневник»:
За столько лет такого маянья
По городам чужой земли
Есть от чего прийти в отчаянье,
И мы в отчаянье пришли.
В отчаянье, в приют последний,
Как будто мы пришли зимой
С вечерни в церковке соседней,
По снегу русскому, домой.
