«В России суровость законов умеряется их неисполнением», - утверждал Петр Андреевич Вяземский. Я бы добавил: «суровость и глупость законов». Достаточно вспомнить последний принятый думой акт «О просветительской деятельности», в сущности нарушающий сразу несколько основополагающих статей конституции: свободу слова, запрет цензуры и т.д. Сборище так называемых представителей народа множит циркуляры и распоряжения, которые обрастают потом издаваемыми министерствами подзаконными актами, рекомендациями и прочей бумажной трясиной, засасывающей всякого, кто на свой страх и риск пытается в этой стране что-то делать. Что-то живое, то есть, выходящее за рамки всех и всяческих регуляций. Напомню, главное свойство живого – способность выходить из регламентированного процесса, что выявляет его, живого, свободу. Последовательное же применение бюрократического регулирования, хотят этого конкретные чиновники или нет, направлено на то, чтобы жизнь прекратила течение свое, поскольку, как уже было сказано выше, живым безраздельно, а главное, гарантировано невозможно управлять.
Но вот незадача! - Тем более, нельзя управлять мертвым, поскольку главное его качество «мертвости» исключает возможность адекватного отклика на административное воздействие[1]. «Мертвое умереть не может», - кажется, так звучал девиз одного из великих домов в популярном сериале «Игра престолов». Посему главный посыл любого внешнего регулирования – «омертвить» собственную активность субъекта – к мертвому неприменим. В этом отношении любой бюрократ – фигура трагическая: его административные усилия ведут к итоговому бессилию системы. Если отрегулировать всё и вся, то нечем будет уже управлять, да, впрочем, и некому.
В попытке исключить самовольную активность подведомственного населения, выглядящую опасной (она и в самом деле подчас опасна, поскольку в условиях деградации культуры возникают проблемы с саморегуляцией индивида) бюрократия множит контуры контроля, вводит все новые, так сказать правовые нормы. Меж тем еще Декарт в «Исследовании о методе» проницательно заметил: неважно, какие в стране законы, важно, чтобы их было немного, и они исполнялись. В сегодняшнем мире (не только в России) законов избыточно много – и потому они не исполняются, так как все аспекты правового регулирования просто невозможно учесть, к тому же зачастую одни нормотворческие акты входят в противоречие с другими.
Здесь происходит вот что: при определенной степени сложности правовой системы она сама начинает демонстрировать признаки «живого существа», то есть такого субъекта, реакции которого на внешние раздражители непредсказуемы. Причина как раз в возникновении внутренних противоречий, не позволяющих однозначно просчитать, как «живое» будет вести себя в заданных обстоятельствах (то есть, применительно к предмету наших рассуждений: будет ли закон действительно карать действительных преступников). Переусложненная правовая система из инструмента правосудия с неизбежностью превращается в «организм», существующий по своим внутренним законам и имеющий приоритеты, отличные от целей, которые изначально перед ней ставились. В частности, такая «ожившая» сущность наделена инстинктом самосохранения и стремится к размножению, то есть провоцирует и дальше множить работающий сам на себя поток законотворческих актов.
Вольно или невольно включенные в эту систему функционеры постепенно делаются проводниками логики ее внутренней жизнедеятельности и роста, а вовсе не интересов общества, ради благополучия которого правовое регулирование когда-то затевалось. Сказанное относится не только к области законотворчества, но и к работе всей бюрократической машины в целом. С какого-то момента по мере усложнения своей структуры и набора «критической массы» чиновничества, она становится уже чужеродным организмом в теле социума, подобием раковой опухоли, от которой та или иная цивилизация однажды погибает. Ощущение такое, что наше общество сейчас находится то ли на III, то ли на IV стадии бюрократической онкологии. Великолепный парадокс: правовое поле в стране наиболее успешно размывают именно те, кто ратует за его укрепление путем введения новых регулирующих правил.
В этой связи несколько слов хочется сказать о коррупции. Как ни странно, в условиях забюрократизированности социума ее роль становится весьма неоднозначной. Коррупция неизбежна, и вовсе не по причине зловредности человеческой природы, ставящей личную выгоду превыше общественных интересов (хотя и без этого не обходится). Коррупционная составляющая – это тот боковой путь, который находит жизнь в преодолении бетонной плотины системы, стремящейся остановить все нестандартное и неконтролируемое. В ситуации бюрократической интоксикации общества каждый чиновник как функционер вольно или невольно становится «идиотом» (хотя в личном плане может оставаться человеком вполне разумным – такое тоже случается). Идиотом же он является просто потому, что вынужден проводить решения, принятые в логике роста «раковой опухоли», а не общества, пытающегося с нею бороться (то есть, в конечном счете, бюрократ, ассимилированный системой, ставшей «чужеродным организмом», работает против себя самого как человека, заинтересованного в том, чтобы его социум был здоров). И вот продажные «идиоты» лично мне представляются более приемлемыми для живого, чем «идиоты» честные. Последние оставляют за собой лишь выжженную пустыню.
Согласно так называемому Первому закону Паркинсона, любой чиновник стремится множить подчиненных, при этом основная масса работы создается самими чиновниками внутри бюрократического аппарата. Независимо от состояния и динамики подведомственного объекта, численность надзирающих за ним управленцев имеет тенденцию расти примерно на 5-7% в год. Поэтому бюрократизация – почти неизбежный процесс, сопровождающий существование любых социальных структур от коммерческих компаний до цивилизаций. И при достижении некоторой пороговой численности дальше административный аппарат, приобретая черты автономности и субъектности, уже работает сам на себя.
Если проводить аналогию человеческого общества с организмом, как это и делали на протяжении столетий мыслители Средних веков и Возрождения, то можно сказать, что бюрократия это неизбежная и крайне важная составляющая системы самоконтроля этого организма и его иммунной защиты. Чиновники, как фагоциты, призваны поставить барьер для проникновения внутрь чужеродных частиц и патогенов. Но, к сожалению, при нарушении эндокринной системы (под которой, если продолжать нашу аналогию, следует понимать поддерживаемый культурой механизм саморегуляции личности), начинаются аутоиммунные заболевания, и вместо защиты клетки-охранители атакуют сам организм. Это, образно говоря, и происходит сейчас при бюрократической интоксикации общества.
1. Управлять можно каменщиком, но не кирпичом.
