Совершенство, самовыражение, благодать... Эти слова то и дело звучали в петербургской галерее «Сети» 29 декабря, на вечере, посвященном Игорю Меламеду (1960 – 2014). Разговор об этом поэте немыслим без обсуждения его эстетической концепции, его взглядов на природу поэтического творчества. Помимо оригинальных стихов и переводов заметное место в наследии Меламеда занимают теоретические статьи о поэзии, которые по сей день остаются поводом для споров среди литературоведов и практикующих стихотворцев.
Так, в программной статье «Совершенство и самовыражение» Меламед утверждает, что все стихи можно разделить на две категории: те, что ниспосылаются свыше, по благодати, и те, которые сочиняются поэтами в порядке «самовыражения». Другими словами одни стихи обладают «благодатно даруемым» совершенством, другие (подчас гениальные) являются продуктом творческих усилий автора, написаны благодаря его таланту и мастерству, однако ни единого следа «благодати» не несут.
«Чувство, неизменно сопутствующее чтению иных шедевров Пушкина, Лермонтова или Фета: стихи вовсе не написаны в привычном смысле этого слова. Безотчетная уверенность, что такое совершенство не могло быть достигнуто только человеческим, сколь угодно гениальным, порывом. Что стихи как-то угаданы, продиктованы свыше. Что в процесс их создания вмешались чудесные благодатные силы», – так начинается эта статья, которую часто и помногу цитировали участники памятного вечера. Примеры стихов, созданных «слишком человеческими» усилиями автор видит в раннем творчестве Пастернака, поздних периодах Цветаевой и Мандельштама.
Рискованность подобных утверждений Игорь Меламед ясно осознавал, однако от собственных убеждений не отступался. Говорить и писать о боговдохновенности лучших русских стихов на исходе XX века он не боялся, как не боялся свидетельствовать об отсутствии божественного совершенства во многих известных произведениях лучших поэтов этого века. И – констатировать, что с торжеством принципа «самовыражения» в стихах благодатное совершенство из русской поэзии стало исчезать.
А ведь совершенное произведение, исполненное небесной гармонии, по Меламеду – «лучшее доказательство Бытия Божьего, нежели у Ансельма Кентерберийского или Декарта». Отношение к поэзии почти как к священнодействию, несомненно, оставило свой особый отпечаток на лирике Игоря Меламеда, полной религиозных аллюзий и реминисценций. «Поэзия – это разговор с Богом», – сказал он в одном из своих интервью.
О библейских началах в его поэтике рассуждал в «Сетях» искусствовед, историк искусства, культуролог Андрей Ломоносов. В своей лекции он привел множество цитат из Ветхого завета, имеющих буквальные соответствия в стихотворных строках Игоря Меламеда. Исследователь отметил сложность его поэтического мышления, в котором совмещаются христианская потребность в божественной любви и библейская бескомпромиссность. Учёный обратил внимание аудитории на сплетённость в стихах Меламеда традиций иудаизма и раннего христианства. Добрый Бог Евангелия и карающий – Ветхого завета явлены в творчестве этого замечательного поэта в неслиянно-нераздельном единстве. Отсюда – особая внутренняя атмосфера его лирики. «Многие образы Меламеда освещены рембрандтовским светом», – отметил Андрей Ломоносов, завершая своё выступление.
Поэт и культуролог Алексей Машевский указал на близость понятия «совершенство», используемого Меламедом-теоретиком, к термину «подлинность», лежащему в основе духовно-эстетического самоопределения круга петербургских поэтов, в своё время заявивших о себе как о приверженцах «идентизма» (от английского «identity»). Стремление большинства современных стихотворцев к «самовыражению» Алексей Машевский сравнил с «критерием новизны», которым привычно руководствуется модернистское мышление в оценке произведений литературы и искусства.
По его словам, Игорь Меламед со своими взглядами на поэзию был практически одинок в Москве, но имел множество единомышленников в Петербурге. Близость художественной позиции одаренного москвича и поэтов петербургской школы подчеркивалась на вечере в «Сетях» неоднократно – в том числе поэтами Александром Вергелисом и Данилой Крыловым. Они прочли стихи Игоря Меламеда – печальные, глубокие и красивые стихи, написанные в классической традиции и лишённые каких-либо признаков пресловутого «самовыражения».
Смотреть «Образы и интонации Ветхого и Нового Завета в поэзии Игоря Меламеда»