Пьер Симон Лаплас (1749 – 1827) был не только крупнейшим ученым своего времени, но и человеком, оказавшим (отчасти благодаря своему таланту и авторитету, отчасти, вследствие своей близости к власти) заметное влияние на формирование посттермидорианского научного сообщества. Эволюция этого сообщества, – особенно по мере укрепления власти Наполеона, – в известной мере отражала происходившие в стране политические процессы, что преломилось в биографии Лапласа, который в начале 1790-х гг. жил по картезианскому принципу «bene vixit qui bene latiut» («хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался»), а в новой социо-политической ситуации оказался весьма заметной фигурой. Люди, хорошо знавшие Лапласа, отмечали его самоуверенность и высокомерие, сочетавшимися с заискиванием перед власть имущими или перед теми, кто в данный момент мог быть ему полезен, в силу чего у него было много покровителей, но мало друзей. Даже Д’Аламбер, активно помогавший молодому Лапласу и высоко ценивший его таланты, отзывался о своем protégé весьма холодно. А Ж. Фурье подчеркивал: «мы должны отделить бессмертного творца “Небесной механики” от министра и сенатора». И до революции, и тем более в революционные годы, осторожный Лаплас в отличие от многих своих коллег упорно держался вне политики, создав себе имидж «человека науки», стоящего в стороне от социальных бурь и потрясений. К примеру, когда разразилась революция, он, 18 июля 1789 г., всего через четыре дня после взятия Бастилии, спокойно докладывал Академии результаты своих исследований о колебании плоскости эклиптики. Когда же к 1792 г. революция углубилась настолько, что оставаться в Париже было небезопасно, тем более что Марат в своих памфлетах Les Charlatans Modernes нападал и на него, хотя не так резко, как на Лавуазье. Поэтому Лаплас, отнюдь не лишенный политического чутья и холодного расчета, умевший, когда надо, искусно льстить тем, кто был при деньгах и власти, а когда надо – уходить в тень, счел за лучшее отправиться с женой и сыном Эмилем в деревню, в тихий и уютный округ Мелен. Там он приступил к работе над «Изложением системы мира» («Exposition du Système du Monde») и многотомной «Небесной механикой» («Traité de Mécanique Céleste»). В столицу он вернулся только спустя два года, когда «людоеды» (как звали Робеспьера и его сторонников) были гильотинированы. В 1785 г. Лапласу успешно сдал экзамен по математике шестнадцатилетний выпускник Парижской военной школы Наполеон Буонапарте, переведенный в Ecole Militaire из Бриеннского военного училища. Минуло два десятилетия и Лаплас, вскоре после того, как некто Кюре предложил Трибунату провозгласить Бонапарта императором французов (апрель 1804) и Сенат принял соответствующее постановление (18 мая 1804), писал Наполеону: «Я хочу к приветствиям народа присоединить и свое приветствие императору Франции, герою, которому двадцать лет тому назад я имел счастливую привилегию открыть карьеру, осуществленную им с такой славой и с таким счастием для Франции». Напомнить о себе никогда нелишне. После переворота 18 брюмера (1799) Лаплас окончательно возвращается в Париж. Наполеон назначил его министром внутренних дел (12 ноября 1799), но вскоре понял, что ошибся (как он скажет потом, на о. Св. Елены, Лаплас «привнес в администрацию дух “бесконечно малых”») и спустя 6 недель назначил на эту должность своего брата Люсьена. Став министром, Лаплас 21 ноября 1799 г. издал циркуляр, в котором объявил, в частности, что республиканский календарь служит символом избавления от пережитков роялистского прошлого. Но спустя несколько лет, в 1805 г., Наполеон решил вернуться к григорианскому календарю, и Лаплас тут же поддержал инициативу императора. При Наполеоне Лаплас не только стал сенатором с весьма внушительным годовым доходом в 100 000 франков, но и приобрел значительную власть в научном мире: прежде всего в Институте Франции, а также в Ecole Polytechnique, в Обсерватории и в Бюро долгот, которое было правительственным учреждением. В свою бытность министром внутренних дел Лаплас обеспечил Бюро и Ecole Polytechnique, где он был членом Совета, приличные финансирование, а позднее, в 1806 – 1808 гг., устроил в Бюро своих протеже – Био, Араго и Пуассона. Более того, Лаплас использовал свой статус сенатора и свои связи в правительстве для реализации своих научных программ.