Об Александре Порфирьевиче Бородине написано немало и вместе с тем его известность, особенно в России, несколько односторонняя. Для широкой публики он прежде всего автор оперы «Князь Игорь», симфоний, романсов, нескольких фортепьянных пьес. Вспоминают попутно, что еще он был химиком. Вот, пожалуй, и все.
Между тем Бородин был не просто одним из русских химиков, он бы одним из талантливейших ученых своего времени. Академик Н. Н. Зинин, учитель Бородина, не уставал повторять своему ученику: «Господин Бородин! Поменьше занимайтесь романсами. Я возлагаю на Вас все свои надежды…, а Вы все думаете о музыке и двух зайцах!».
Что же Бородин сделал как химик? Достаточно привести три примера (хотя полный список неизмеримо больше):
- будучи в Германии на стажировке, он открыл реакцию, ныне носящую его имя, с помощью которой можно было синтезировать великое множество важнейших веществ, используемых в самых разных целях – от косметики до синтеза сложных лекарственных препаратов;
- он одним из первых в мире начал изучать органические соединения, содержащие фтор. А что такое фторорганическая химия сегодня? Это негорючие и неокисляющиеся масла, термостойкие пластмассы, хладоагенты, материалы для искусственных сосудов и клапанов сердца и т. д. И первый метод фторирования органических соединений предложил А. П. Бородин;
- именно Бородин впервые установил связь между уровнем холестерина в крови и развитием атеросклероза.
Его работы печатались в немецких, французский и итальянских научных журналах. Более того, ему не раз приходилось (и не без успеха) вступать в приоритетные споры с такими гигантами химии XIX века, как А. В. Кекуле и Ш. А. Вюрц.
Что же касается его музыкального творчества, то оно более известно, чем научное, хотя и здесь есть некоторые факты, о которых знают лишь музыковеды. Вот один пример. Бородин, человек остроумный и веселый, написал несколько пьес в, так сказать, легком жанре. В частности, еще до того, как он начал работу над второй симфонией и «Князем Игорем», Бородин сочиняет … оперетту «Богатыри», которая с успехом шла на сцене Большого театра в Москве (1867).
И надо сказать, что всем перечисленным таланты и занятия Бородина не исчерпываются. Он писал стихи (и шуточные и серьезные), музыкально-критические статьи, много сделал для развития женского образования в России и т. д.
Но это только одна сторона жизни и творчества Бородина. Была и другая. Любое сочетание разных видов деятельности, любой «энциклопедизм», имеет своей оборотной стороной постоянную незавершенность замыслов. Так было и во времена Леонардо, так же обстояло дело столетиями после. Профессиональное музыкальное творчество в XIX веке требовало не только одаренности, но и глубоких знаний (полифония, оркестровка, композиция и т. д.), особенно если композитор брался за такие жанры как симфония и опера. Серьезной подготовки требовали и исследования в области естествознания, в частности, в химии. Время «быстрых открытий», когда на несложном оборудовании можно было выполнять важные работы, уже практически прошло. Короче, и в музыке, и в химии от тех, кто надеялся получить значимые результаты «мирового уровня», требовался высокий профессионализм, а следовательно, и время. Работать по принципу «землю попашет, попишет стихи» уже было невозможно, по крайней мере длительное время.
В 1860-х годах Бородину казалось, что он все успеет, все сможет – и исследовать валериановый альдегид, и сочинить симфонию. Так оно и было. На Первом съезде русских естествоиспытателей и врачей (декабрь 1868 – январь 1869) он докладывает об исследовании альдегидов, а 4 января 1869 года – премьера его Первой симфонии. Но так продолжалось лишь до поры до времени.
Уже осенью 1869 года Бородин пишет жене: «У меня теперь весьма счастливый период лабораторной деятельности: идет все на лад». А как же музыка? Пока только замыслы и наброски. Нет времени. «Музыка в загоне», – жалуется он жене. Друзья из музыкальных кругов стыдят его за то, «что не производит ничего нового по музыкальной части».
Сделав важное химическое открытие (реакции альдольной конденсации), он, в итоге, прерывает работу, и не только потому, что были трудности с оборудованием (ранее он их преодолевал), а потому, что не хватало времени: приходилось выбирать (не говоря уже о домашних и служебных заботах). Разумеется, если бы Бородин посвятил себя только химии, он мог бы многое сделать как ученый, скажем, в летнее, т. е. во внеучебное, время, но реально он на лето у него были музыкальные планы.
В итоге, крупные работы по химии, результаты которых можно было бы опубликовать в солидных журналах, в 1870 годах стали появляться все реже, и итоге к началу 1880-х Бородин перестает заниматься химическими исследованиями. По словам его биографа, он «будто стушевался, из “композитора, ищущего неизвестности”, превратился в ищущего неизвестности химика» (Булычева А. В. Бородин. М., 2017. С. 270). Шестой съезд русских естествоиспытателей и врачей (декабрь 1879) стал последним с его участием. Да и на этом съезде он уже не выступал с докладами, а скромно трудился в Комиссии по приему гостей. А как с музыкальными занятиями?
Тут тоже особой активности не просматривалось. М. А. Балакирев с тревогой пишет в апреле 1882 года, предлагая устроить уход за больной женой Бородина, чтобы тот смог «освободить себя для большего занятия оперой, которую следует же наконец окончить». А В. В. Стасов просто разозлился и на Бородина, и на его жену. Хотя дело было не только в болезни и капризах Екатерины Сергеевны. Бородин устал. Напряженная «двойная» (между музыкой и химией) жизнь плохо действовала на него морально, а затем и физически. У него началась серьезная болезнь сердца.
Его творческая судьба и ранняя смерть стала итогом внутренней драмы, обусловленной его многогранной одаренностью и невозможностью сделать выбор. Он не умел говорить «нет».
